– Еще. Снимай.
– Ты сдурел, Торн? – Марк даже отступил на шаг, опустил руку.
– Снимай!
– Я не буду с тобой драться – так. Не хватает мне на душу еще и твою жизнь брать.
– Если у тебя есть хоть какая-то честь – дерись!
Вспыхнули злостью глаза Марика. Отлетел сверкнувший звездочкой колпачок.
Атака! Еще! Подловить движение, выждать, пусть раскроется. Нет, Темка не собирается убивать, но он должен, должен хоть раз задеть, чтобы потекла кровь, пачкая рубашку, чтобы взвыл от боли этот шакалий Марик! Лесс обороняется, и даже на ложный выпад не купился. А теперь всерьез, но противник мгновенно ушел с линии атаки. Темка в запале качнулся вперед, опоздал лишь на мгновение повернуться.
Кровь мгновенно пропитала рукав, капнула с локтя. Марик бросил зло:
– Доигрались! Давай перевяжу.
Темка ненавидел собственное тело, предавшее его. Так позорно выпустившее красные капли. Он даже не чувствовал боли, только огненные пятна вспыхнули на мгновение перед глазами.
– Нет. Ничего, это левая.
– Ты сумасшедший, Торн! – сплюнул Марик. – Чего ты добиваешься, чтобы я тебя убил?
– Сражайся, ты! – Темка бросился в атаку, забыв все наставления. Марик успел выставить защиту.
– Прекратить! Прекратить, я сказал!!!
Темка еле успел отвести руку. Александер стоял между ними и так заковыристо ругался, как не слышал княжич и от торнхэлского конюха.
– Шпаги! Ну!
Привычка подчиняться капитану заставила протянуть оружие.
– Князь Лесс, я жду. Вы забыли, что я ваш наставник?
Шпага Марика тоже оказалась в руке Александера. Тот окинул противников быстрым взглядом, поморщился при виде Темкиной крови.
– Сильно?
– Нет, – буркнул тот.
– А ты?
– Цел, – Марик демонстративно помахал руками.
Показалось Темке, или действительно скользнула по лицу Александера досада?..
– Дурачье! Под суд захотели? Вы же знаете, что за неподчинение приказу бывает! Устав учили?! Или думаете – это так, буковки на бумаге? А вас не тронут? Да именно вас бы в первую очередь и наказали, чтобы другим неповадно было. Вы – королевские порученцы, с вас спрос особый. Сопляки! Нашли время!
Темка чуть дернул плечом: королевского гнева он не страшился. Сейчас вообще ничто не имело для него значения, кроме одного: он проиграл Марику. Княжич ждал, что Лесс будет оправдываться: это же Темка сорвал защиту, но тот молчал, и от этого становилось еще противнее.
Капитан махнул рукой:
– Вам же вместе служить! Хоть об этом бы подумали.
Жаль, вздохнул Темка. Насколько было бы проще, перейди Марик на сторону отца.
– А ты, – капитан поглядел уничижительно, – лучше подумай, как будешь объяснять рану.
Темка снова дернул плечом: подумаешь, велика царапина.
– Могу я надеяться, что тебе больше не придет в голову драться со мной боевым оружием? – поинтересовался Марик, глядя в спину уходящему капитану.
– Слушай, Лесс, у меня к тебе громадная просьба. Нацепи, наконец, белые аксельбанты!
Темка круто развернулся и пошел к реке. Рубашку-то от крови состирнуть не помешает, от греха подальше.
– И не надейся, Торн! – долетел насмешливый голос бывшего побратима.
Поль устало месил дорожную грязь. Моросило, занавешивая приближающуюся опушку. Такой выдался Яблоневый месяц: не гроза, так туман, не туман, так морось. Митька туже стянул завязки у ворота потяжелевшего плаща, мотнул головой, отбрасывая со лба мокрые волосы.
Стали различимы деревья. Еще не прикрытые листвой ветки угрожающе топорщились в серое небо, того и гляди – проткнут набухающую хмарь, и хлынут новые потоки воды. Проглянула уходящая в лес тропка. Глубокую выбоину на повороте кто-то забросал ветками, свежими, поверх втоптанных в грязь. Настил затрещал под копытами Поля, и тут же простужено спросили:
– Пароль?
– Валтахар, – Митька ответил без запинки, но в горле запершило, как от дыма. В кустах промолчали, и княжич уверенно двинулся в глубь леса.
До лагеря оставалось не так уж много, скоро появится еще один часовой. Поль все медленнее переставлял ноги. Митька спрыгнул – чавкнула под сапогами грязь. Заледеневшими под весенним дождем пальцами ухватил повод и свернул с тропы. Поль недовольно всхрапнул. Сомкнулись за спиной ветки, морось прикрыла коня и княжича.
Далеко Митька продираться не стал, остановился на крохотной слякотной полянке. Запустил руки в жесткую гриву и уткнулся лицом в теплую шею Поля. В горле все еще першило. «Валтахар».
…Когда зима катилась к концу и даже самые зажиточные семьи расчетливо следили за запасами, войско князя Кроха стало трудно прокормить; с фуражом тоже хватало проблем. Подъели все в округе, а королевские полки сильнее отжимали к границе, к опустошенным ранее землям. И начали по вечерам у костров рассказывать байки о силе медуниц. Мол, насылают проклятия, голодом, холодными ветрами и снегом, болезнями и неудачами хотят сжить со свету. Князь Крох приказал выпороть самых болтливых, но солдат это только озлобило. Вот тогда отец и повел отряд на Валтахар. Были обещаны еда, медовуха и девки с золотыми волосами. Князь поклялся собственноручно приволочь за косу самую красивую медуницу. А чтобы не тряслись из-за бабских россказней, первым опробовать колдунью и убить.
Митька тоже был в том строю. Сжимал губы, слушая отца. Он понимал, что князю Дину нет сладости в насилии, нет чести воину вырезать беззащитную деревню. Все понимал – и знал: князь не отступит. Отец видит в этом свой долг и ради него готов на многое.
Бой был коротким.
Снег растопило, огонь дожирал ульи. Обугленные коробки казались Митьке похожими на гробы. Поль всхрапывал, не желая идти сквозь дым. Пришлось спешиться, отдать повод стоящему в охранении солдату. Двинулся через поле. Сапоги скользили по тонкому слою грязи на замерзшей земле.
Порывом ветра раздуло клубы дыма, открыв деревню. Всего несколько дворов, одна улица. У ближайшей калитки лежала собака. Подбирающийся огонь опалил шерсть; кровь, натекшая из разрубленного бока, смешалась с талой водой. Верный был пес, даже в смерти скалил зубы. Все одно не уберег: юную хозяйку оттащили к колодцу, там и опрокинули на спину. Разорванный подол накинут на лицо, и виднеются только рыжие волосы. Ногти чуть не до крови впились в ладонь: показалось – убитая девочка похожа на Лисену.
Солдат у колодца опустил ведро, утерся рукавом. Пояс на его штанах был завязан небрежно, теплый плащ валялся тут же, на снегу. Митька отвернулся – у этого он спрашивать не хотел. Попался навстречу еще один, несший на плече медную вывеску; огромная пчела на ней чуть закоптилась. Следом топал второй, тащил кувшин, прижимая к груди. Вся рожа мародера поблескивала от меда. Митька прибавил шагу.
